Он родился в 1644 году, в призамковом городе Уэна, столице провинции Ига, в семье самурая низкого ранга. Его настоящее имя - Дзинситиро Гиндзаэмон. После нескольких лет службы у молодого князя Ёситада, чей отец управлял замком Уэно, он отправился в императорскую столицу Киото, где попал под влияние выдающегося поэта хайкай Китамура Кигина. Дзинситиро и его сюзерен Ёситада, который принял псевдоним Сэнгин, стали близкими друзьями и обычно демонстрировали свои поэтические наклонности, сочиняя модные "стихотворные цепочки" - рэнга. Уже в юности молодой самурай проявил такое мастерство, что, когда ему было 22 года, некоторые его стихотворения, как и стихотворения Сэнгина, были включены в антологию, изданную поэтом Огино Ансэй. Тогда же Дзинситиро принял литературное имя Мунэфуса. На следующий год, в апреле 1666 года, его хозяин и друг Ёситада, внезапно умирает.

Скорбящий 23-х летний Мунэфуса, взяв прядь волос своего господина, отправился на гору Коя, чтобы поместить её там в знаменитом будийском монастыре. Дзэн очаровал молодого поэта. Он готов был уйти от мира. Тем не менее, он вскоре снова оказался в Киото и поступил в услужение к Кигину, литературному наставнику Сэнгина, с которым он продолжал изучения японских классических книг, рэнга и хайкай школы Тэйтоку. Одновременно под руководством крупного специалиста Ито Танъана он изучал китайских классиков. В это время молодой поэт-самурай ещё раз изменил своё имя и стал называться Тосэй - "Зелёный персик", в честь китайского поэта, которым он восхищался (Ли Бо - "Белая Слива").

Последующие пять лет Тосэй провёл в Киото, усиленно учась и сочиняя стихи. Он подружился с литературным братством, проживающим в столице. В сборнике "Кайой" ("Игра в ракушки") было опубликовано 2 его хайкай и 58 стихов других поэтов, прокомментированных им. В 1672 году сёгун вызвал Кигина в Эдо, сопровождал его молодой ученик Тосэй. Чтобы как-то помочь ему свести концы с концами, его назначили ответственным за строительство сооружений по водоснабжению в Сэкигути, находящемся в округе Коисикава в Эдо. Но даже занимаясь этой официальной деятельностью, Тосэй продолжал изучать классиков и слагать стихи. Вскоре он отказался от должности и взял на себя невыгодную и не приносящую доходов роль учителя хайкай. Число его учеников, многие из которых потом прославились, постоянно росло. С каждой публикацией год от года росла и его слава. Один из его друзей и учеников, Сугияма Сампу, богатый поставщик рыбы для ставки сёгуна, представил в распоряжение Тосэя свою хижину, расположенную на левом берегу реки Сумида в округе Фукагава. Здесь в саду Тосэй посадил банановое дерево (басё) и ученики стали называть его жилище "Басё-ан" ("Обитель банановых листьев").

После этого поэт принял имя Басё, под которым он более всего и известен. Он наслаждался покоем, тишиной и красотой окружающего мира, он слагал стихи и изучал основы дзэн - буддизма. Нельзя осознать место Басё в мировой литературе и вполне оценить его гений, не понимая, что он был истинным буддистом, что именно дзэн был источником его гениальности. Дзэн это больше, чем религия, и больше, чем образ жизни, это больше, чем философия...

Считается, что Басё был стройным человеком небольшого роста, с тонкими изящными чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у него было слабое и он всю жизнь страдал расстройством желудка. По его письмам можно предположить, что он был человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым, щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Хотя всю жизнь он страдал от нищеты, он почти не уделял внимания этому, будучи истинным философом и буддистом. Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар погубил "Обитель бананового листа" и сам Басё чуть не погиб. После короткого пребывания в провинции Каи, он возвращается в Эдо, где с помощью учеников, строит в сентябре 1683 года новую хижину и сажает банановое дерево. Но это лишь символ. Отныне и до конца своей жизни Басё - странствующий поэт. В августе 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, в сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно умён и точно уж достаточно известен, чтобы пройти это преграды. Интересно посмотреть, что представляло собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и четки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож на буддийского паломника. После многодневного путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу, посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель. Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.

Рассказ о своём путешествии Басё озаглавил "Нодзасари кико" ("Смерть в пути"). После года спокойного размышления в своей хижине, в 1687 году, Басё издаёт сборник стихов "Хару-но хи" ("Весенние дни") - своих и своих учеников, где мир увидел самое великое стихотворение поэта - "Старый пруд". Это веха в истории японской поэзии.

Юуру икэя
Кавадзу тобикому
Мидзу-но ото 

Старый пруд
Прыгнула лягушка
Всплеск воды 

Не только полная безупречность этого стихотворения с точки зрения многочисленных предписаний этой кратчайшей и сверхлаконичной формы поэзии, хотя уж кто-кто, а Басё никогда не боялся нарушать их, но и глубокий смысл, квинтэссенция красоты Природы, спокойствия и гармонии души поэта и окружающего мира, заставляют считать эту хайку великим произведением искусства. Здесь не место говорить о традиционной для японской поэзии игре слов, позволяющей создавать в 17 или 31 слоге два, три, а то и четыре смысловых слоя, поддающихся расшифровке лишь знатоками, а то и лишь самим автором. Тем более, что Басё не очень любил этот традиционный приём - марукэкатомбо. Стихотворение прекрасно и без этого. Многочисленные комментарии к "Старому пруду" занимают не один том. Но сущность аварэ - "грустного очарования и единения с Природой" великий поэт выразил именно так.

До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы. Его поклонники ходили за ним толпами, повсюду его встречали ряды почитателей - крестьян и самураев. Его путешествия и его гений дали новый расцвет ещё одному прозаическому жанру, столь популярному в Японии - жанру путевых дневников, зародившемуся ещё в X веке. Лучшим дневником Басё считается "Окуно хосомити" ("По тропинкам севера"). В нём описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил родной край, а затем пришел в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. О последних днях жизни подробно рассказывает один из его биографов (цитата по: Miyamori. Haikai Ancient And Modern. Tokyo, 1932) "29-го числа сего месяца (сентябрь 1694) Басё участвовал в поэтической вечеринке в особняке госпожи Соно, своей прилежной ученицы, которая устроила в его честь роскошный приём. К несчастью, ужин оказался роковым для поэта, уже несколько дней страдавшего расстройством желудка.<...>Болезнь, вероятно дизентерия, приняла серьёзный характер. Прикованный к постели поэт сказал: "Мокусэцу из Оцу хорошо разбирается в состоянии моего здоровья. Пошлите за ним." Поэт-врач пришёл и осмотрел его. Поэт сказал: "Мне нужно кое-что сказать Кёраю" и послал за Кёраем в Киото. В доме его ученика Содо, где он остановился по прибытии, не было необходимых условий для ухода за ним и 3 октября Басё перенесли в заднюю комнату владельца цветочной лавки по имени Нидзаэмон, близ храма Мидо. Не говоря о Сико и Идзэне, сопровождавших поэта в его последнем путешествии, за ним день и ночь ухаживали Сидо, Кёрай, Мокусэцу, Сяра, Донсю, Дзёсо, Отокуни и Сэйсю, которые прибыли из разных мест, узнав о болезни Басё. Тревожная весть распространилась по окрестным провинциям, и толпами начали приходить его ученики и друзья, охваченные тревогой и страхом. Вышеупомянутые десять учеников принимали их и благодарили, но к больному в комнату никого не пускали. Обнаружив, что состояние больного критическое, Мокусэцу предложил Басё пригласить какого-нибудь другого врача, но умирающий поэт не желал об этом слышать, сказав: "Нет, твоё лечение меня вполне устраивает. Никого другого мне не надо". Когда его попросили написать последнее стихотворение, он ответил: "Моё вчерашнее стихотворение - сегодня будет моим последним стихотворением. Моё сегодняшнее стихотворение завтра станет моим последним стихотворением. Каждое стихотворение, которое я когда-либо писал в своей жизни, - это последнее стихотворение". Однако, 8-го числа он призвал к постели Дзёсо, Кёрая и Донсю и продиктовал Донсю следующее стихотворение:

Таби-ни яндэ
Юмэ ва карэ-но но
Какэмэгуру 

В пути я занемог
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям 

"Это стихотворение не последнее, - сказал поэт, - но возможно, что оно и последнее. Во всяком случае, это стихотворение вызвано моей болезнью. Но думать об этом сейчас, когда я стою перед великой проблемой жизни и смерти, пусть даже я всё жизнь посвятил этому искусству, было бы заблуждением". 11-го числа прибыл Кикаку, один из учеников Басё, который только узнал о болезни учителя. На следующий день Басё попросил приготовить ему ванну и призвав к своему ложу Кикаку, Кёрэя, Дзёсо, Отокуни и Сэйсю, продиктовал Сико и Идзэну подробное завещание о том, как распорядиться его имуществом, а также оставил послания своим ученикам и слуге в Эдо, о том, как распорядиться его рукописями и прочее. Записку своему брату Хандзаэмону в Уэно он написал сам. Высказав всё, что ему хотелось, он сложил руки и, шёпотом прочитав что-то, напоминающее отрывок из сутры Каннон, вскоре после четырёх часов дня, в возрасте пятидесяти одного года, издал последний вздох".