Хостинг от uCoz
Такэда Харунобу (Такэда Сингэн) - один из величайших полководцев периода Сэнгоку-дзидай, знаменитый стратег, прославившийся своими сражениями с Уэсуги Кэнсином при Каванакадзима. Его отец Такэда Нобутора объединил провинцию Каи, но в 1541 г. сын лишил его земель и стал полновластным даймё.
С этого момента и вплоть до самой смерти Такэда Сингэн участвовал в борьбе за господство над всей страной: с севера ему постоянно угрожал Уэсуги Кэнсин, а с запада - объединенные силы Ода Нобунага и Токугава Иэясу. В 1551 г. Такэда постригся в монахи и принял имя Сингэн. В 1552 г. его примеру последовал Уэсуги.
В 1571 г. Сингэн откликнулся на призыв сёгуна Асикага Ёсиакира и сформировал вместе с кланами Асаи, Асакура и монахами Хонгандзи военный альянс против Ода. В ходе кампании 1573 г. он был смертельно ранен пулей из мушкета и умер несколько дней спустя.
Такэда Сингэн прославился как стратег, администратор и дипломат. Он опирался на способных людей и заключение союзов в большей степени, чем на замки и укрепления. Приписываемые ему строки гласят:
"Люди - вот твои замки. Люди - вот твои стены. Любовь - вот твой союзник. Враждебность - вот твой недруг."
При этом он требовал от своих воинов дисциплины. В Хагакурэ есть примечательный рассказ о том, как он приказал казнить двух крикунов не за то, что они плохо сражались, а за то, что они не погибли. Неудивительно, что он был ревностным поклонником Сунъ-цзы и Хань Фэй-цзы.
Представленный ниже фрагмент является частью 40-й главы Коёгункан - сочинения, написанного после смерти Такэда его близким вассалом Косака Масанобу. В нем описываются история клана Такэда, сражения, а также древние обычаи. В 40-й главе, которую часто называют Ивамидзудэра моногатари, рассказывается о беседах Такэда со своими вассалами о человеческой природе. Эти беседы проходили в храме Ивамидзу в его родной провинции Каи. Его речи порой длинны и утомительны. Тем не менее, они подчеркивают ценность проницательности и умения предвидеть ситуацию и прекрасно характеризуют яркую натуру Такэда Сингэна.
Однажды господин Сингэн сказал собравшимся: «Есть нечто, что отвращает человека от выполнения его долга, каким бы знатным или низким он ни был. Может ли кто-нибудь из вас догадаться, что это такое?» Собравшиеся обсудили его слова, и после каждый из них заявил, что, сколько бы ни думал, не может угадать, о чем идет речь. Тогда Сингэн произнес следующее: «Если только человек будет делать не то, что ему хотелось бы, а то, что он находит неприятным, он пресытится своим долгом, какую бы должность он ни занимал».
Однажды господин Сингэн сказал: «Только человек низкого ранга может обрезать терпкую хурму и посадить на ее место сладкую. Самурай среднего и высокого ранга, не говоря уже о правителе провинции, найдет много способов использовать терпкую хурму в соответствии с ее природой. Конечно, это не значит, что следует срезать уже посаженные побеги. Разве все вещи не подобны этому?»
Понастоящему прозорливый человек всегда увидит и начало, и конец и не станет пренебрегать даже мельчайшими деталями. Господин Сингэн сказал: «В этом мире не только самураи, но и низкие слуги рождаются с разными характерами, и люди склонны ошибочно судить о них по их наружности. Во-первых, проницательных людей будут считать интриганами. Во-вторых, прозорливых людей будут считать трусами. В-третьих, людей, которые ведут себя грубо, сочтут настоящими воинами. Все это большие ошибки.
Проницательный человек отбросит семь десятых содержания и будет говорить об оставшемся. Прозорливый человек всегда увидит и начало, и конец, и не станет пренебрегать даже мельчайшими деталями. Говоря о чем-нибудь в соответствии с предполагаемыми результатами, он сначала подумает о жене и детях, и потому будет трезво смотреть на вещи. Вот что я называю прозорливостью. Не обладающие этим качеством считают тех, кто обладает им, трусами. Что ж, они просто незрелые люди. Грубый же человек не обладает ни проницательностью, ни прозорливостью, говорит нелепые вещи и принимает немногословность проницательного и прозорливого за малодушие. Лишь когда наступает час битвы, он вспоминает о жене и детях; когда же придет его черед, смерть его окажется, без сомнения, напрасной. Вот почему грубое поведение находится на грани с трусостью. Кроме того, грубый человек, не обладающий ни проницательностью, ни прозорливостью, не имеет и чувства стыда. Если враг неожиданно нападет и убьет его отца и братьев, его обычная грубость улетучится, и он и не подумает отомстить за родных. В сражении же грубый человек не решится даже вступить в схватку, и при этом еще будет искать оправданий. Вот к чему приводит отсутствие проницательности и прозорливости».
Однажды господин Сингэн сказал: «Проницательность и находчивость различаются точно так же, как остроумие и содержательность. Ведь в нашем мире есть люди проницательные, но не обладающие находчивостью, и есть находчивые, но лишенные проницательности. Может быть, я говорю непонятно, и в таком случае молодые не станут мудрее. Что ж, ради них попробую выразить это по-другому. Проницательность - свойство ума, в то время как находчивость - свойство ци (ки). Проницательные люди редко совершают оплошности, те же, кто лишены проницательности, но обладают находчивостью, наделают множество ошибок. Знающие люди прекрасно это понимают, чего не скажешь о необразованной молодежи».
Как-то господин Сингэн сказал: «Дальновидность - важное качество для человека, ибо обладающий им является проницательным. Если человек, обстоятельно и до конца все обдумав, не может-таки принять решение, он может посоветоваться со старшими в клане, если имеет высокий ранг, или может обсудить вопрос с умными людьми среди своих родственников и товарищей, если он низкого ранга. В таком случае ошибки будут редки. Вот почему я уверен, что дальновидность лежит в основе проницательности.
Вообще, если люди дальновидны, находчивы и умеют оценить ситуацию, то, какие бы трудности ни встали перед ними, их слава будет жить в последующих поколениях. Существует легенда о том, как Фудзивара Фухито благодаря своей проницательности и находчивости достал со дна моря драгоценный камень. Он признался в любви морской нимфе и упросил ее принести ему драгоценность. Конечно, его можно обвинить в лицемерии, однако проявленные им проницательность и сообразительность заслуживают восхищения, ведь благодаря этому драгоценному камню засияли луна и солнце и потекла вода. Как бы то ни было, но есть нечто, против чего человеческая проницательность и находчивость бессильны. Попробуйте-ка догадаться, что это?» Никто не нашелся, что ответить. Тогда Сингэн рассмеялся и сказал: «Жизнь человека угасает, и с этим ничего нельзя поделать!»
Однажды господин Сингэн поведал древнюю историю: «Чжэнь Кун сказал как-то вэйскому императору Вэнь-ди: "Встречаясь с другим человеком, лучше всего говорить лишь о трети того, что лежит у тебя на сердце, и никогда не открываться полностью. Если человек сдержан, он не сближается с другим; если цветок сдержан, он не расцветает сразу же с приходом весны. Иначе вчерашний друг сегодня станет врагом, а вчерашний цветок сегодня превратится в пыль". Поэтому, если говорящий о глубоких вещах оставляет в себе семь и говорит только о трех, он делает это для того, чтобы не опозориться. Но если человеку, лишенному проницательности, объяснять, что говорить резкие слова плохо, он вообще замолчит. Точно так же тот, кто видит суть во всех вещах, не станет прививать ростки сладкой хурмы к дереву, приносящему горькие плоды. Но попробуй объяснить это пустому и глупому человеку, и он обрежет ростки, приносившие сладкие плоды и привьет горькие - и все проделает с понимающим и умным видом. Вот так люди, лишенные проницательности, намереваясь совершить добро, творят зло. Древняя пословица гласит: "Крупица золота может и быть высоко ценимой, но если она попадет в глаз, наступит темнота". Разве она говорит не о том же?»
Однажды господин Сингэн сказал: «Учение для человека - все равно что листья и ветви для дерева. Без него он просто не сможет жить. Однако, Учение - это не только чтение книг, но и то, что мы изучаем ради использования в жизни. Рожденный в доме самурая, независимо от ранга, первым делом знакомится с воином, прославившимся своими военными достижениями, подвигами и преданностью. Если каждый день он будет слушать лишь одно наставление такого человека, за месяц он узнает их 30. Нет надобности говорить, что если за год он узнает 300 правил, то станет гораздо лучше. Таким образом, самурай должен сделать три вещи: отбросить зло, придерживаться добра и опираться на свою собственную мудрость. Тогда ничто не опозорит его.
Я буду почитать и назову мудрым того человека, который постигнет этот принцип, даже если он не может написать ни одного иероглифа. Что же касается тех, кто сведущ во всех прочих вещах, я буду избегать их, какими бы глубокими ни были их познания. Вот какой бездарный и недалекий этот монах».
Однажды господин Сингэн сказал: «В мире много разных людей: есть проницательные, но лишенные находчивости; есть находчивые, но не имеющие сострадания; есть сострадательные, но не способные отличить одного человека от другого. Среди почитаемой знати восемь из десяти не могут отличить одного от другого. Среди же низких рангов умеющих это вообще почти нет.
В мире разные типы людей, но если мы попытаемся узнать, отчего это происходит, мы увидим, что причина тому - отсутствие проницательности в их умах. Если только человек сможет развить в себе проницательность, он станет и находчивым, и дальновидным, и способным распознавать людей. Он обретет заслуги. Вот почему человек должен знать, что проницательность - основа всех этих качеств. Если он хочет стать проницательнее, он должен ставить это своей целью каждое утро и размышлять над этим каждую ночь».
Господин Сингэн сказал: «Если ты принимаешь самураев на службу еще в детском возрасте и хочешь знать, какими они будут, когда вырастут, знай: есть четыре типа людей. Предположим, что трое самураев - один обладает огромным опытом в Бусидо, другой очень отважен, а третий исключительно умен - собираются вместе и в присутствии четырех детей говорят о воинах, боевых подвигах и о прочем.
Один ребенок будет просто сидеть с открытым ртом и смотреть в лицо говорящему. Второй навострит уши и будет слушать, чуть наклонив голову. Третий станет смотреть в лицо говорящему и время от времени радостно смеяться. Четвертый же встанет и уйдет. Таковы четыре типа. Первый ребенок, сидящий и слушающий, словно во сне, будет со временем слаб характером и не сможет оценивать положение, сколько бы раз он ни участвовал в военных походах. Поведение его лишено концентрации и последовательности, он едва ли привлечет к себе мудрых советников и будет полагаться на мнение своих хороших друзей. Второй ребенок, внимательно ловящий каждое слово в рассказах о воинах, станет в будущем настоящим самураем. Он будет таким же, как и те великие воины, что служили Ёкота, губернатору Биттю, Хара, губернатору Мино, Обата, нюдо Ямасиро, и Тада, губернатору Авадзи при поколении Нобутада (отец Сингэна) и Ямамото Кансукэ и Ходзё Удзиясу в мое время. Третьего ребенка, со смехом слушавшего говорящего, в будущем станут восхвалять за военные подвиги. Однако, не зная меры, он зайдет слишком далеко, превратится в надменного гордеца, и вызовет злобу у людей. Наконец, четвертый ребенок, вставший и вышедший, в восьми из десяти случаев окажется трусом. А те двое или трое, что не станут трусами, будут, идя в атаку, прятаться за спинами других. Такой человек будет с важным и довольным видом рассказывать о своих подвигах и будет считать себя достойным великой славы только за то, что отрубил голову врагу, отставшему от отступающих рядов. Когда же настоящий воин совершит подвиг, такой человек вообразит, что, хотя оба они добыли головы знатных врагов, репутация воина зависит от посредничества других. Полагая, что люди в этом мире не так уж отличаются друг от друга, он обидит настоящего воина и начнет сплетничать повсюду. Вот каким станет, когда вырастет, тот, кто ушел, не желая слушать рассказы воинов».
Господин Сингэн сказал: «Даймё, управляющие целыми провинциями и нанимающие на службу людей, любят только самураев определенного типа и уважают только тех, кто в поведении и манерах подражают им. Таких они охотно берут на службу и оказывают им свое расположение.
Но я осуждаю подобное отношение. И вот почему. Когда самурай, знатный он или нет, впервые учится играть в кэмари (Игра, напоминающая футбол). Традиционно северо-восточный угол правого поля отмечала вишня, юго-восточный , он отмечает в саду четыре границы. Весной пышно цветут вишни, а ивы покрываются яркой зеленью. Весна проходит, а с ней заканчивается спор между двумя деревьями. Затем наступает лето. Осенью листья клена краснеют, словно от стыда за то, что скоро опадут. Они шелестят под осенним дождем, и к зиме их не остается ни одного. И тогда проявляет себя вечный и неизменный цвет сосны. То же происходит и среди людей. Вот почему даймё, который любит лишь один тип людей, заслуживает осуждения. Однако весьма похвально, полагаю я, если хороший полководец набирает воинов какого-то одного типа. Ведь, в конце концов, три помноженное на четыре дает двенадцать, а три, сложенное с четырьмя - только семь».
«Пусть твои воины не поносят врага. Древняя пословица гласит: "Разбуди пчелу, и она набросится на тебя с яростью дракона."»