После смерти Ёсинака война Гэмпэй вступила в свою последнюю стадию, неразрывно связанную с именем Ёсицунэ. 13 марта 1184 г. Ёсицунэ и Нориёри отправились довершить то, что не удалось их двоюродному брату - окончательный разгром Тайра.

Нападение Ёсицунэ на Ити-но-тани, где силы Тайра перегруппировались и построили крепость, отличалось отчаянной дерзостью. Ити-но-тани, на границе провинций Сэтцу и Харима (к западу от нынешнего Кобэ), было идеальным местом для обороны. Замка там не было, только частокол, хотя и очень прочный. Место для нее было выбрано очень удачно, особенно с точки зрения семьи, связанной с морем, поскольку в Ити-но-тани высокие утесы окружают узкую полоску земли и побережья. Эти утесы образовывали северную стену крепости, а с юга находилось море, где стоял на якоре флот Тайра.

Минамото разработали следующий план штурма: Нориёри должен был двигаться вдоль берега с востока, а Ёсицунэ намеревался обойти крепость вокруг, через Сэтцу, и одновременно с Нориёри нанести удар с запада. Если бы удалось проделать все это быстро и слаженно, у них появился бы шанс прорвать линию обороны Тайра прежде, чем те успеют взять императора и выйти в море.

После разработки плана Нориёри с войсками выдвинулся к крепости с востока вдоль прибрежной дороги. Господин Куро в сопровождении воинов под командованием Миура-но Дзюро Ёсицура направился к горе Ити-но-тани. Он шел очень быстро, за один день преодолев расстояние, на которое обычно требуется два: от Киото до восточного склона горы Микаса, где встречаются три провинции: Тамба, Сэтцу и Харима. Шестнадцатого марта, когда уже стемнело, Ёсицунэ доложили, что в восьми милях к юго-западу стоят лагерем около 3000 воинов Тайра. Он сразу же решил напасть на них, не дав своим войскам отдохнуть, и при свете факелов пошел вперед. Воины Тайра потеряли хладнокровие, были разбиты и отступили.

Наутро семнадцатого марта Куро Ондзоси [1] разделил 10000 своих всадников на две группы и послал к западному склону Ити-но-тани Той-но Дзиро Санэхира и 7000 воинов. Сам же он решил пройти с 3000 позади Ити-но-тани, через проход, и обрушиться на Тайра с тыла со стороны Тамба. Вот что сказано о переходе через гору Ити-но-тани в «Хэйкэ моногатари»:

Воины сказали: «Мы слышали, что это опасное место. Мы не боимся умереть, сражаясь с врагом, но мы не хотим погибать просто так. Неужели никто не знает этих гор?»
Хираяма-но Мусядокоро, родом из Мусаси, выступил вперед и сказал: «Господин, я, Суэсигэ, знаю, как провести вас».
Куро сказал: «Вы выросли на востоке и впервые увидели западные горы сегодня. При этом вы утверждаете, что сможете провести нас. Как я могу верить вам?»
Хираяма продолжил: «Не могу поверить, господин, что эти слова принадлежат вам. Поэт знает о цветах Ёсино и Хатсусэ, грубый воин знает, как провести людей в тыл крепости, в которой враги заперли себя» [2].
Тогда вперед выступил юноша по имени Бэппу-но Котаро. Ему едва исполнилось восемнадцать, и он тоже был родом из Мусаси. Он сказал: «Господин, монах Ёсисигэ, мой покойный отец, говорил мне: "Напали ли на тебя враги или ты оказался в горах, но если ты заблудился, отпусти Поводья старой лошади и пусть она идет сама. Ты обязательно выйдешь на дорогу"».
Куро произнес: «Хорошо сказано! Я помню и другие слова: "Снег может засыпать поле, но старая лошадь знает свою дорогу" [3]».
И он бросил окаймленное золотом седло и белые удила на старую лошадь, перевязал поводья, перекинул их через ее спину и отпустил ее. Так он вступил в горы, где прежде никогда не бывал. Шел уже второй месяц, снег на вершинах гор почернел и стал пестрым. Иногда им попадались прилетевшие из долины певчие птицы. Когда воины карабкались вверх, белые облака сгущались и сверкали; когда спускались вниз, зеленые горы пересекали голые утесы. Снег на соснах уже потемнел; узкая, покрытая мхом тропа едва проглядывала. Когда порывом ветра сдувало с сосен снег, людям он порой казался цветами сливы. Они двигались то на восток, то на запад. Наконец солнце скрылось за верхушками гор, и все расположились на ночлег.

Мусасибо Бэнкэй привел к Куро старого человека.
«Кто это?» — спросил Куро.
«Он охотится в этих горах».
«Что ж, тогда ты должен хорошо знать эти места, — сказал Куро. - Скажи-ка, как нам здесь пройти?»
«Я был бы последним дураком, если бы не знал этих мест, господин».
«Я хотел бы добраться до крепости Тайра в Ити-но-тани. Что ты на
это скажешь?»
«Это совершенно невозможно, господин, — ответил старик. -Здешние места, я уверен, не пройти и человеку, а тем более лошадям. Кроме того, в самой крепости они вырыли ямы и утыкали дно острыми рогатинами».
«Но олени могут пройти?»
«Да, господин, олени могут пройти, - сказал старик. - Когда теплеет, олени в поисках густой травы перебираются из Харима в Там-ба. С наступлением же холодов олени возвращаются из Тамба в Ина-мино, что в Харима, туда, где снежный покров тонок и можно добраться до пищи».
«Значит, там должна быть тропа! - сказал Куро. - «Если есть путь для оленей, то почему не смогут пробраться лошади? Немедленно отведи нас туда».
«Я слишком стар для этого, господин», — ответил старик.
«Разве у тебя нет сына?»
«Есть, господин». И охотник привел к Куро молодого юношу по имени Кумао, которому было восемнадцать лет. Совершили обряд посвящения в мужчины, и так как отца звали Васио-но Сёдзи Такэхиса, юноша получил имя Васио-но Сабуро Ёсихиса. Он поехал впереди как проводник.

Седьмой день. Шел снег. Около четырех утра господин Куро подошел к холму позади Ити-но-тани. Он уже приготовился было ринуться вниз, когда два самца-оленя и одна самка, напуганные его воинами, бросились к крепости Тайра. Воины в крепости заметили их и озабоченно сказали: «Даже около деревни олени боятся нас и не спускаются с гор. Эти же бегут прямо сюда - верный знак того, что с вершины горы на нас идут воины Минамото!»
Такэтино Мусядокоро Киёнори из провинции Иё выступил вперед и сказал: «Какая разница! Эти олени бегут к нам от врага и незачем пропускать их». После чего он убил двух оленей, позволив самке убежать.
Бывший губернатор Эттю осудил его, сказав: «Зачем же стрелять в оленей, господин! Каждая из этих стрел могла бы защитить нас от десяти врагов! Вы согрешили, да еще и потратили стрелы».

Куро понаблюдал какое-то время за крепостью внизу и произнес: «Пустим вперед лошадей и посмотрим, что будет». Оседланных лошадей пустили вниз. Некоторые переломали ноги и упали, другие же без помех мчались вниз. Три лошади остановились у хижины Эттю Сэндзи.

И тогда Куро сказал: «Спускайтесь вниз осторожно, и вы не потеряете лошадей. Поехали! Следуйте за мной!»
И он поехал первым во главе тридцати всадников. За ним последовали остальные. Склон был такой крутой, что стремена ехавших сзади ударяли по шлемам и доспехам ехавших впереди. По песку, вперемешку с галькой, люди быстро скользили вниз. Наконец, ярдов через двести, они остановились. Перед ними лежал огромный, размером ярдов в сорок пять, валун, покрытый мхом. Воины не могли ни повернуть назад, ни двигаться дальше. Видя, что спускаться более некуда, они смущенно говорили друг другу: «Все, это конец!»
Тут вперед выступил Сахара-но Дзюро Ёсицура и сказал: «В Миура, преследуя птицу, мы днем и ночью носились по таким же, как эти местам. Пусть будет, как в Миура!» Он бросился вперед, и воины последовали за ним.
Спускаясь, они подбадривали лошадей глухими словами: «Иди же иди!» Было так страшно, что они закрывали глаза. Казалось, что всё это совершают не люди, а какие-то демоны или божества. Еще до того как спустились все воины, раздался боевой клич. Кричали всего три тысячи человек, но горное эхо отзывалось так, будто кричали все сто тысяч.

Немного ранее Кумагаэ-но Дзиро Наодзанэ и Хираяма-но Муся-докоро Суэсигэ из провинции Мусаси вышли на дорогу перед Ити-но-тани и, соперничая друг с другом, атаковали крепость со стороны моря, громко крича, что идут впереди главных сил Минамото. Тогда командир Левого крыла стражи Внешнего дворца Хида-но Сабуро Кагэцуна, Эттю-но Дзиро Морицугу из стражи Среднего дворца, командир стражи Среднего дворца Кадзуса-но Горо Тада-мицу и Акусицу Кагэкиё из стражи Среднего дворца во главе двадцати-тридцати всадников распахнули деревянные ворота и сражались с ними. Кумагаэ-но Кодзиро Наоиэ был ранен1, а воин Суэсигэ погиб безвременной смертью.

Вскоре подошел Нориёри с людьми из Асикага, Титибу, Миура и Камакура. Воины Минамото и Тайра были брошены в хаос, их белые и красные знамена перемешались.

Воины командира Мураками-но Мотокуни сожгли все хижины и временные дома Тайра. Налетел сильный ветер, который понес вниз черный дым, и солдаты Тайра запаниковали. Многие кинулись к морю в надежде спастись. На берегу стояло несколько кораблей, люди наперегонки прыгали в них, так что в каждый набилось четыреста, пятьсот, даже тысяча воинов в доспехах. Их невозможно было сдвинуть с места. Наконец корабли все-таки отплыли от берега, но не прошли они и трехсот ярдов, как три самых больших из них пошли ко дну.

Затем раздался крик: «На корабли садятся только знатные!» Тех же людей низкого звания, которые тоже пытались забраться на корабли, рубили мечами и алебардами. Зная, что их ждет, они все равно цеплялись и карабкались. Некоторым отрубили руки, другим вывернули локти, и они лежали, залитые кровью, на берегу Ити-но-тани. А на берегу среди членов семьи Тайра появились первые жертвы - погиб Тайра Таданори, победитель при Удзи, уцелевший в сражении при Курикара. Он пробивался к берегу, «как вдруг его заметил Тададзуми Окабэ из клана Иномата». «Вот славный противник!» - подумал Тададзуми, помчался вдогонку, подгоняя коня хлыстом, колотя стременами, и, приблизившись, крикнул:
- Что за человек, кто таков? Назовись!
- Свой! - оглянувшись, отвечал Таданори, но в этот миг Тададзуми заметил блеснувшие из-под шлема покрытые чернью зубы. «Среди наших воинов нет ни одного, кто чернил бы зубы. Это вельможа Тайра!» - подумал он и, поравнявшись, схватился с правителем Сацума. Увидев это, все воины Таданори врассыпную бросились наутек, ни один не пришел на помощь своему господину, ибо все они были наемниками, взятыми из разных земель.

Тем временем племянник Таданори – Сигэхира, также пробирался к лодкам. Его быстрый конь оставил позади всех преследователей, но тут стрела поразила его в крестец. Он соскочил с коня и бросился в воду, чтобы утопиться, но попал на мелководье. Тогда он выхватил кинжал, намереваясь совершить харакири. В этот миг к нему подскочил один из самураев Минамото и взял его в плен - довольно необычный поступок для того времени.

На другом конце пляжа имел место один из самых знаменитых поединков в истории самураев. Кумагай Наодзанэ ехал по узкой тропе, надеясь перехватить какого нибудь знатного Тайра, «и вдруг увидел: какой-то воин на скаку бросился в воду вместе с конем и уже проплыл несколько танъов, направляясь к судну, дрейфовавшему поодаль. На всаднике был светло-зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой, конь — серый в яблоках, под селом, украшенным позолотой».
«Несомненно, это знатный военачальник!»—подумал тут Кумагай.
— Эй, вернись! Стыдно показывать врагу спину! — крикнул он и, развернув веер, стал махать им, призывая беглеца возвратиться. И тот принял вызов, повернул коня и вернулся. Едва он поднялся на берег, как противники поравняли коней, схватились и оба рухнули наземь. Кумагай сдавил врага, прижал к земле и уже сдвинул с него шлем, чтобы снять голову, как вдруг видит: перед ним юноша не старше семнадцати лет, лицо слегка набеленное, зубы покрыты чернью, почти ровесник Наоиэ, его собственному родному сыну...

Сын Кумагая был ранен во время атаки на частокол. Кумагай пожалел юношу и уже готов был отпустить его, когда заметил, что их уже со всех сторон окружили самураи Минамото.

- Раз уж все равно тебе погибать, - сказал Кумагай, - лучше умри от моей руки, а я буду молиться за твою душу!
- Не медли же, рази поскорей! - отвечал юноша. От великой жалости сердце Кумагая, казалось, остановилось; не в силах собраться с духом, он не знал, куда направить удар. Но бесконечно медлить было нельзя - и, обливаясь слезами, он снял юноше голову.
Немного погодя он снял шлем с отрезанной головы и хотел уже завернуть ее в кусок ткани, как вдруг заметил флейту в парчовом футляре, заткнутую за пояс убитого.
- Несчастный! Это он играл сегодня утром на флейте в крепости Тайра! Велико наше войско, десятки тысяч воинов, но не сыщешь ни одного, кто взял бы с собой флейту в боевой стан! У знатных вельмож и впрямь нежная, утонченная душа! - подумал Кумагай. Потом он показал эту флейту Ёсицунэ, и все, кто был при этом, пролили слезы. И узнал тогда Кумагай, что убитый - юный Ацумори, семнадцатилетний сын Цунэмори, главы Ведомства построек.

Кумагай был так потрясен этой смертью, что принял монашеский сан, а история гибели юного Ацумори вошла в самурайскую мифологию.

Быстрое наступление Ёсицунэ привело к полному разгрому Тайра в сражении у Ити-но-тани: было убито более тысячи воинов, в том числе девять генералов. В ходе сражения у залива Акаси Кагэтоки и Иэкури взяли в плен капитана стражи Внутреннего дворца, третьего ранга Тайра-но Сигэхира. Губернатор Этидзэна, третьего ранга Митимори, был убит у реки Минато Гэнсаном Тосицуна. Включая его, воины Нориёри и Ёсицунэ схватили или убили семерых: губернатора Сацума Таданори; губернатора Вакаса Цунэтоси; губернатора Мусаси Томоаки; Ацумори, имевшего пятый ранг; Наримори и бывшего губернатора Эттю Моритоси. Губернатор Тотоми Ёсисада захватил бывшего губернатора Тадзима Цунэма-са, губернатора Ното Норицунэ и губернатора Биттю Моромори. Избежавшие смерти или плена бежали через Внутреннее море в Ясима на острове Сикоку, чтобы там собрать новые силы.