Меморандум

Окадо Дэнпатиро (1659-1723)


Ниже представлены первая часть описания очевидца событий, произошедших в тот день, когда Асано Наганори ранил Кира Кодзукэносукэ а также объяснения причин мести.

Окадо Дэнпатиро (1659-1723), в 1697 г. назначенный на пост о-мэцукэ (в данном случае можно перевести как «помощник генерала-инспектора»), во время инцидента нес службу. Поэтому ему и одному из его коллег было предписано допросить Асано. Кроме того, он вместе с другим «помощником генерал-инспектора» был назначен фукуси и должен был наблюдать за процедурой самоубийства Асано.

Пост о-мэцукэ был довольно высоким. Занимавший его человек обязан был «шпионить» за «адъютантами» сёгуната и прочими прямыми вассалами и докладывать обо всем сегуну. Казалось бы, непосредственным начальником о-мэцукэ должен был быть оо-мэцукэ, «генерал-инспектор», чьей первой обязанностью было надзирать за даймё. Но сёгунат Токугава отличали раздутый бюрократический аппарат и разделение полномочий, поэтому о-мэцукэ был подотчетен не своему номинальному начальнику оо-мэцукэ, а вакадосиёри, «заместителю управляющего», в то время как оо-мэцукэ докладывал ротю, «управляющему». Ротю был наивысший пост в правительстве, а вакадосиёри - второй, по крайней мере, пока не был учрежден пост тайро, «главного управляющего». Такое параллельное сосуществование ветвей власти отчасти объясняет непримиримое отношение Дэнпатиро к генерал-инспектору Седа Ясутоси (1650-1705).

Решения в сёгунате Токугава принимались коллективно. Высший пост ротю обычно одновременно занимало четыре-пять человек, попарно сменявшие друг друга каждый месяц; то же касалось постов вакадосиёри и оо-мэцукэ. Что касается о-мэцукэ, то, как отмечает сам Окадо, этот пост занимало аж двадцать четыре человека.


Меморандум Окадо Дэнпатиро.

Четырнадцатого дня третьего месяца четырнадцатого года ёнроку (1701) службу несли два помощника генерал-инспектора: Окубо Гондзаэмон и я, Окадо Дэнпатиро. Кроме того, присутствовали все Двадцать четыре помощника генерал-инспектора, а Куру Дзюдзаэмон и Кондо Хэйхатиро заступили на службу ночью. За час до полудня во дворце царила суматоха, и в покои помощников генерал-инспектора было доставлено срочное послание: «Только что в Сосновом коридоре произошла стычка. Господин Кира Кодзукэносукэ ранен мечом. Я не знаю, кто напал на него».

Мы все сразу же поспешили к Сосновому коридору и увидели Кодзукэносукэ на руках Синагава Корэудзи, губернатора Бидзэн. Они находились на деревянной веранде около Зала вишен. Кира дрожал и кричал исступленным и пронзительным голосом: «Позовите доктора!» На всем пути из Соснового коридора в Зал вишен татами было залито кровью.

Неподалеку находился Асано Такуминоками, его лицо покраснело. Он был без меча и говорил державшему его Кадзикава Ёсобэ: «Я не сошел с ума. Я понимаю, почему вы держите меня, но прошу меня отпустить. Я не смог убить его, но я готов понести наказание. Я не нападу на него снова. Отпустите меня. Позвольте мне надеть головной убор, привести в порядок одежду, чтобы я мог ждать приказаний в соответствии с "Правилами военных домов"».

Но Ёсобэ не отпускал его. Такуминоками пытался уговорить его: «В конце концов, я господин замка в 50000 коку. Да, я вел себя неподобающим для такого места образом, и очень сожалею об этом. Но на мне официальные одежды. Если вы и дальше будете так держать меня, одеяние помнется. У меня нет обиды на сегуна, и я ничего не замышляю против него. Я сожалею, что не смог убить Кира, но что случилось, то случилось, и более я ничего сделать не могу».

Но Ёсобэ продолжал прижимать его к татами и не отпускал. Тогда мы четверо: Гондзаэмон, Дзюдзаэмон, Хэйхатиро и я, взяли Асано под стражу, поправили ему головной убор и одежду, поместили в углу Зала цикад, отгороженном ширмой, и по очереди наблюдали за ним. Он выразил свое удовлетворение.

Кодзукэносукэ поместили на северной стороне Зала цикад, также отгороженной ширмой. Четверо помощников генерал-инспектора находились рядом с ним. Он спросил: «Достаточно ли далеко от меня Такуминоками? Не нападет ли он снова?» - «Не беспокойтесь, господин. Мы с вами», - ответили ему.

Вскоре около Главных ворот и ворот Сакурада собралось множество людей. Они не знали, кто участвовал в стычке, и беспокоились за своих хозяев. Некоторые подходили к Главному входу и даже к Внутреннему вход). Мидзуно Мокудзэмон, Матида Ибэ и другие спрашивали нас: «Мы остановили их, но они не верят нашим словам. Что нам делать?»

Тогда я приказал мастерским, в которых изготовляли доски для общественных объявлений, написать крупными иероглифами следующее: «Асано Такуминоками ранил Кира Кодзукэносукэ. Проводится расследование. Всем вассалам приказывается соблюдать порядок», и установить доски у Главных ворот. Все сразу же успокоились, за исключением вассалов Асано и Кира, которые продолжали пребывать в возбуждении, так мы доложили собравшимся управляющим и их помощникам.

Управляющие Цутия Масанао, губернатор Сагами, Огасавара Нагасигэ, губернатор Садо, и их помощники Като Акихидэ, губернатор Эттю, и Иноуэ Масаминэ, губернатор Ямато, поручили Кондо Хэйхатиро и мне допросить Такуминоками, а Куру Дзюдзаэмону и Окубо Гондзаэмону допросить Кодзукэносукэ. Короткий меч, которым Такуминоками ранил Кодзукэносукэ, вложили обратно в ножны. Такуминоками находился в Зале кипарисов, ему вернули его головной убор и одежду. Справа и слева от него сидели шестеро помощников генерал-инспектора.

Я сказал ему: «Нам двоим приказали расследовать то, что случилось сегодня, и выслушать, что вы можете сказать по этому поводу. Мы намерены допросить вас в соответствии с существующим порядком. Вы понимаете меня? Вы забыли, где находитесь, и даже осмелились ранить Кодзукэносукэ. Что вы можете сказать об этом?»

Такуминоками не пытался искать себе оправданий и сказал: «У меня нет никакой обиды на сегуна. Это личное дело. Я был вне себя от гнева, забылся, где я, решил убить Кодзукэносукэ и ранил его. Я не собираюсь сетовать на судьбу, вне зависимости от того, какое наказание уготовано мне. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не смог убить его. Как он?»

«Раны неглубокие, но он уже стар. У него поранено лицо, и мы не уверены, что он оправится», — ответили мы. Лицо Такуминоками засветилось радостью. Потом он повторил: «Боюсь, больше мне нечего сказать. Я жду решения в соответствии с законом». Такуминоками отвели в Зал цикад и оставили там.

В это же время Кодзукэносукэ расспрашивали в Зале кипарисов. Ему также вернули официальное одеяние. Двое помощников генерал-инспектора говорили ему: «Асано Такуминоками, который, видимо, завидовал вам, осмелился ранить вас. Нам поручили провести тщательное расследование случившегося, и мы хотели бы допросить вас в соответствии с порядком. Чем же вы так прогневили Такуминоками, что он, забыв, где находится, напал на вас? Вы, несомненно, знаете, в чем причина, и мы просим вас рассказать об этом».

Кодзукэносукэ ответил: «Я даже не могу предположить, что же вызвать его гнев. Я убежден, что Такуминоками просто сошел с ума. Я старый человек. С какой стати кому-то иметь что-то против меня? Я совершенно не знаю, в чем причина его поступка. Больше мне нечего сказать».

После этого мы четверо: Куру Дзюдзаэмон, Кондо Хэйхатиро, Окубо Гондзаэмон и я, посовещались с Сэнгоку Хисаёси, губернатором Тамба, и Андо Сигэцунэ, губернатором Тикуго, и доложили помощникам управляющего, который, в свою очередь, довел дело до сведения управляющего Огасавара. Потом мы четверо подробно передали управляющему Огасавара и Цутия то, что сказали Такумино-ками и Кодзукэносукэ. Затем обо всем было доложено господину Мацудайра Ёсиясу, губернатору Мино [1]. Нам приказали вернуться в свои покои и ждать дальнейших указаний. Все это время двое помощников поочередно охраняли Такуминоками и Кодзукэносукэ. По просьбе последнего к нему вызвали двух придворных лекарей, Ама-но Рёдзюна и Курисаки Дою. Они осмотрели раны вместе с помощником Кодзукэносукэ Синагава Корэудзи, губернатором Бидзэн, и нашли раны неопасными.

Вскоре появился Начальник стражи Нагакура Тинами и передал: «Помощники генерал-инспектора, расследовавшие дело, доложили обо всем. Помощники управляющего Като Акихидэ, губернатор Эттю, и Инагаки Сигэтоми, губернатор Цусима, посовещались и вынесли вердикт:
Асано Такуминоками, тая дикую ненависть к Кира Кодзукэносукэ, забыл, где находится, и ранил его мечом. Подобное нетерпимо. Ему приказано отбыть под охрану Тамура Укёнодаю и покончить с собой.
Что касается Кодзукэносукэ, то он не забыл, где находится, и не обнажил свой меч. Это достойно похвалы. Лекарю сегуна Ёсида Иану приказано дать ему лекарства, а придворному лекарю Курисаки Дою - залечить ему раны. Он может отдохнуть и восстановить силы и отправиться со своими слугами, когда пожелает».

Всем нам тяжело было слушать эти слова. Мы немедленно сообщили Тамура Укёнодаю, что ему приказано охранять Такуминоками. Что же касается публичного оглашения решения, то мы просили бы дать немного времени, чтобы мы смогли сделать это должным образом» - Тамура Укёнодаю было отправлено послание, чтобы он мог сделать все необходимые приготовления в соответствии с предписаниями. Затем, с помощью Нагакура Тинами мы - Дэнпатиро, Дзюдзаэмон, Хэйхатиро и Гондзаэмон - встретились с помощниками управляющего.

Я сказал следующее: «Когда мы расследовали обстоятельства этого дела, Такуминоками, как я в точности и передал, сказал, что ничего не замышляет против сегуна, что он ненавидит Кодзукэносукэ и потому, забыв, что находится в священном месте, напал на него с мечом. Он согласился с тем, что подобный проступок очень серьезен и не может быть прощен. Кроме того, он прямо сказал, что согласится с любым наказанием, которое будет наложено на него.
Тем не менее он является господином замка в 50000 коку и принадлежит к дому, члены главной ветви которого - даймё с большими владениями. Учитывая все это, я полагаю, что отданное ему приказание покончить с собой сегодня же слишком поспешно. Мы занимаем невысокие посты, но, являясь помощниками генерал-инспектора, мы сочли бы неподобающим нашему положению не указывать вышестоящим на оплошности, и боимся, что приказ Такуминоками покончить с собой сегодня же как раз и является такой оплошностью. Вот почему мы осмеливаемся заявить это, невзирая на гнев, который может обрушиться на нас.
Далее, Кодзукэносукэ действительно сдержал себя, но если Такуминоками, даймё с доходом в 50000 коку, настолько возненавидел его, что оставил свой дом, забыл, где находится, и бросился на него с мечом, то, даже если предположить, что он обезумел, едва ли можно с уверенностью сказать, что Кодзукэносукэ не совершил ничего постыдного.
Поэтому, если принять во внимание лишь внешнюю сторону этого дела, выясненную к тому же только нами двумя и в большой спешке, то главная ветвь семьи Асано, учитывая, что она не обладает правом наследного вассалитета, может позднее, если случится что-нибудь неблагоприятное, решить, что сёгунат вынес слишком поспешное решение.
Мы просим генерал-инспекторов провести вместе с нами новое расследование и принять решение по прошествии некоторого времени, каким бы оно ни было. На это время следует приказать Кодзукэносукэ вести себя должным образом, ибо новое расследование коснется и его. Если выяснится, что он ни в чем не виноват и не совершил ничего, заслуживающего ненависти, и что только помешательство заставило Та-куминоками напасть на Кодзукэносукэ с мечом, можно решить дело в пользу последнего. Сегодня же выносить приговор в его пользу преждевременно. Вот что мы осмеливаемся заявить».

Помощники управляющего Инагаки и Като сказали: «Мы поняли вас. Отрадно, что вы столь самоотверженно выполняете обязан-ности, которые накладывает на вас ваше положение. Мы передадим ваши слова управляющим».

Мы продолжали ждать, и вскоре оба помощника вернулись и сказали: «Ваш протест понятен. Тем не менее господин Мацудайра уже принял решение, и вам приказано его выполнять».

Теперь уже возразил только я один: «Господин, - сказал я, - если это решение было принято только господином Мацудайра, я прощу передать наше мнение лично сегуну. Подобное наказание только одной стороны вызовет замешательство среди всех даймё ненаследного вассалитета. Прошу вас хотя бы один раз довести наше суждение до сведения сегуна. Конечно, если ему уже было сообщено об этом и он согласился с вынесенным решением, я с готовностью приму его. Но если приговор вынес только господин Мацудайра, я настаиваю, чтобы наш протест был передан сегуну».

Помощники управляющего донесли мое возражение до господина Мацудайра. Он был вне себя от гнева и сказал: «Да, я действительно не говорил сегуну об этом. Но я - управляющий, я разобрал дело и вынес решение. Как он смеет вновь подавать мне протест?! Дэнпатиро заслуживает по крайней мере домашнего ареста. Пусть он остается в своей комнате» [2].

Это сообщение доставил помощник управляющего Иноуэ. Двое помощников, передавших мой протест, не вернулись, быть может, сочувствуя мне.

Пока я оставался в своей комнате под арестом, в доме Тамура Укё-нодаю было приготовлено место для самоубийства. Кира Кодзукэносукэ покинул дворец в сопровождении Отомо Ёситака, губернатора Оми. Императорские гонцы тоже уехали. Из-за утренней суматохи в связи с происшествием церемония приема закончилась только к вечеру.

Тем временем помощники встретились с управляющим Акимото Такатомо, губернатором Тадзима, который согласился выпустить меня из-под стражи. Он, как передали мне, сказал: «В отношении решения об утреннем происшествии, когда Асано Такуминоками ранил Кира Кодзукзносукэ, вы дважды подавали протест, и это правильно. Вы подавали протест из уважения к сегуну, и это, полагаем мы, достойно похвалы. Но вы совершили ошибку, дважды подав протесты управляющему. Тем не менее, раз, как мы говорим, ваше четкое выполление своих обязанностей достойно похвалы, мы не видим необходимости содержать вас под домашним арестом. Вы свободны, и можете исполнять предписания».

Я поговорил со своими коллегами, и мы решили, что Гондзаэмон и я будут присутствовать при самоубийстве Такуминоками.

Я спросил: «Что известно о процедуре предстоящего самоубийства Такуминоками? Я не знаю, в каком месте это будет происходить.»

Я узнал, что главным присутствующим при самоубийстве будет Седа Ясутоси, губернатор Симофуса. Я встретился с ним и спросил: «Я находился под стражей. Только что мне сказали, что вас назначили главным наблюдателем при сэппуку. Меня же попросили быть помощником. Я убежден, что вы ничего не упустили, но все-таки позвольте спросить: проверили ли вы, как Тамура Укёнодаю все подготовил?»

Губернатор ответил: «Я за всем проследил, так что нет надобности беспокоиться».

Тогда я сказал: «Я вижу, что все в порядке».

Мы сразу же пошли собираться, чтобы отправиться к Тамура Укёнодаю, и выбрали других слуг. Около пяти вечера четырнадцатого дня третьего месяца мы все вместе покинули замок Эдо. Каждого из двух помощников генерал-инспектора сопровождали один пеший воин и четверо полицейских из городской управы. На мне было фукуса косодэ и камисимо. Впереди ехал генерал-инспектор Седа, за ним я, Дэнпатиро, и Гондзаэмон. По пути к дому Укёнодаю, у ворот Сакурада, мы увидели воинов, которые, очевидно, ехали впереди нас и извещали о нашем приближении. Действительно, когда мы подъехали к дому, у ворот нас встретили трое управляющих и трое командиров. По двое они сопровождали Седа и нас в зал для приема гостей. У главного входа нас встретил сам Тамура.

Губернатор сказал Укёнодаю: «Мы привезли с собой приказ передать Такуминоками под вашу охрану и присутствовать при сэппуку. Будьте готовы, господин». И он предложил привести Такуминоками.

Мы с Гондзаэмоном сказали, что хотели бы осмотреть место для сэппуку. Но губернатор заявил, что уже видел место для сэппуку на рисунке и осматривать его нет необходимости.

Я настаивал: «Господин, вы сказали, что позаботились обо всем, Пока я находился под стражей. И я не мог даже взглянуть на рисунок, о котором вы говорите. Еще во дворце я спрашивал вас, как обстоят дела, и вы сказали, что за всем проследили и что позднее вы уточните подробности. На этом мы и остановились. Тем не менее, я считаю обязанности помощника при сэппуку очень важными. Предписание получили не только вы. Если мы даже не видели рисунка, а после самоубийства выяснится, что была совершена какая-то ошибка, это не принесет нам ничего хорошего. Вам, может быть, достаточно и рисунка, но мы должны сами осмотреть это место. Потом уже мы можем проследить и за самоубийством Такуминоками. Я настаиваю на том, чтобы нам разрешили осмотреть все самим».

Губернатор сказал: «С тех пор как меня назначили главным наблюдателем, еще ни один помощник не осмеливался давать мне указания. Но, поскольку вы являетесь помощником генерал-инспектора, я не в праве приказывать вам. Пожалуйста, делайте, как вам будет угодно. Потом, когда все закончится, каждый из нас доложит обо всем самостоятельно. Если кто-то из нас совершит ошибку, он будет объясняться сам».

Мы с Гондзаэмоном осмотрели место для сэппуку. Во дворе внутреннего зала для гостей стояли большие скамьи, покрытые татами из белой пеньки. Со всех сторон их закрывали занавески, а напротив были установлены раздвижные ширмы из промасленной бумаги. Все выглядело слишком суровым.

Мы вызвали Укёнодаю и выразили возмущение: «Мы желаем знать, было ли это место подготовлено после того, как губернатору Симофуса отправили рисунок, или же непосредственно по его приказу. Даже если оно было подготовлено по указанию генерал-инспектора, не следует забывать, что Такуминоками - хозяин замка. Решение о его наказании было принято в соответствии с Путем самурая. При таких обстоятельствах недопустимо проводить сэппуку во дворе. Как бы двор ни был почтительно и пышно обустроен, двор есть двор. Если вы плохо относитесь к осужденному, это следует делать в доме. Мы не понимаем вашу позицию и доложим об этом».

Укёнодаю страшно разозлился: «Я сообщил обо всем генерал-инспекторам, показал им рисунок и получил их согласие. Раз это было сделано, я с трудом понимаю вас. Я только что слышал ваш спор с губернатором Симофуса. Идите и докладывайте сами».

«Мы доложим, - сказал я. - Даже если Такуминоками совершил проступок, он господин пятого ранга. Кроме того, он хозяин владе-ний с годовым доходом в 50000 коку. И если ему приказано покончить с собой, к нему следует относиться как к хозяину замка и знатному господину.

Если бы было проведено дальнейшее расследование и через какое-то время он был бы лишен титулов и рангов, вновь стал бы Матаситиро [3] и был бы приговорен к смерти, тогда - другое дело. Но приговор вынесли, когда он еще сохранял все свои земли и титулы, поэтому к нему следует относиться, как к даймё.

Что касается меня, то я, будучи уверен, что так сразу трудно разобраться в обстоятельствах происшествия, просил отложить на несколько дней приведение приговора в отношении Такуминоками в исполнение. Но мою просьбу отклонили и, более того, меня заключили под стражу».

Укёнодаю хорошо понял мои доводы и в некотором смущении сказал, что, конечно, все следовало бы сделать иначе. Но в конце добавил: «Теперь, к сожалению, уже ничего нельзя изменить».

К тому времени совсем стемнело. Тогда мы обратились к губернатору и выразили протест: «Господин, мы внимательно осмотрели место для сэппуку и нашли, что оно весьма отличается от того, что мы ожидали увидеть. Мы предполагали такую возможность и, как вы помните, говоря с вами выразили надежду, что не будет совершено никакой оплошности. Мы особо спрашивали вас, проверили ли вы все надлежащим образом. Вы ответили, что все приготовлено правильно. Поэтому мы положились на вас. Вы явно показывали нам, что не хотите, чтобы мы вмешивались, и мы оставили все на ваше усмотрение. Но посмотрите, что происходит, господин. Каждый из нас обязательно позднее доложит о том, как все было».

Губернатор разгневался. «Поступайте, как вам будет угодно, - сказал он. - Все это мало касается меня, главного наблюдателя. Ступайте и доложите все, что считаете нужным».

Вот-вот должна была вспыхнуть серьезная ссора, но тут появился Укёнодаю и объявил: «Только что прибыл какой-то человек, назвавшийся Катаока Гэнгоэмоном [4], вассалом Асано Такуминоками, и сказал: «Я узнал, что мой господин приговорен к смерти в вашем доме. Господин и слуга расстаются навсегда, и я прошу вас позволить мне взглянуть на него последний раз». Я дважды пытался отправить его обратно, но он потребовал немедленно передать зам его просьбу. Он выглядел таким подавленным, что я подумал, не совершит ли он от горя Какой-нибудь необдуманный поступок. Поэтому я здесь, господин».

Губернатор не ответил ему прямо и сказал только: «Я не думаю, что это такое уж важное дело, которое непременно следует доводить до моего сведения». Он так и не сказал, следует ли Удовлетворить просьбу слуги или нет.

Тогда я обратился к Укёнодаю: «Здесь не может быть никаких трудностей. Когда Такуминоками выведут и зачитают приговор, пусть слуга оставит свой меч и в сопровождении нескольких воинов охраны подойдет и посмотрит на своего господина. Вряд ли стоит до зубов вооружать охрану, ибо даже если бы он и попытался спасти своего господина, ваши многочисленные воины немедленно расправились бы с ним. Позволить взглянуть на своего господина в такой ситуации - акт сострадания, и я бы разрешил это».

Потом я повернулся к губернатору и спросил: «Что вы думаете об этом?» Он ответил: «Как вам угодно». Таким образом, мои слова были приняты.

Когда все препирания закончились, было уже поздно. Укёнодаю сказал Такуминоками: «Господин, некоторое время назад прибыли губернатор Симофуса Седа Ясутоси и помощники генерал-инспектора Окадо Дэнпатиро и Окубо Гондзаэмон и объявили о своей миссии. Вы можете пройти к месту казни. Мы приготовили для вас одежду». Потом, как нам передали, он достал одежду из ящика и положил ее на крышку.

Мы тем временем сидели в главном зале для гостей. Все уже было высказано, поэтому губернатор Симофуса молчал и лишь изредка спрашивал нас о каких-то деталях. Вскоре вошел Укёнодаю и сказал: «Я передал ваше, помощник Окадо Дэнпатиро, решение вассалу Такуминоками Катаока Гэнгоэмону. Он чрезвычайно благодарен вам и просил меня передать вам это. Он оставил свой меч в комнате, рядом со внутренним залом для гостей, и сейчас его охраняют мои воины.

«Прошу вас, внимательно наблюдайте за ним и будьте осторожны», - сказал я.

При этих моих словах губернатор Симофуса криво улыбнулся. Он явно не желал найти с нами общий язык. Мы оба спорили с губернатором. Что касается меня, то я с утра столь часто выражал свое мнение, что оказался под арестом. Я ожидал, что на следующий день буду смещен со своего поста. Конечно, губернатор был ошеломлен тем, что я, его помощник, протестовал по каждому поводу.

Укёнодаю добавил: «Когда Такуминоками приготовится, я приведу его слугу Катаока Гэнгоэмона и позволю ему взглянуть на своего господина, пока тот будет идти к месту, приготовленному для сэппуку».

Перед тем как отправиться к месту казни, губернатор обратило в главном зале к Такуминоками: «Сегодня во дворце вы забыли, где находитесь, и осмелились напасть с обнаженным мечом на Кира Кодзукэносукэ. Ваш поступок признали непростительным, и вы был приговорены к смерти».

«Да, господин, - ответил Такуминоками. - Я благодарен, что по военному обычаю мне оказана честь покончить с собой. Кроме того, хотя каждому из вас было дано соответствующее предписание, с вашей стороны исключительно благородно прибыть сюда и выступить помощниками».

Он выслушал приговор, ничуть не изменившись в лице. «Позволено ли мне будет задать маленький вопрос, господин, - добавил он. - Я никоим образом не хочу просить об отсрочке приговора, я хочу лишь узнать: как Кодзукэносукэ?»

Губернатор сказал: «Было решено, что он останется во дворце, пока не залечит свои раны». «Думаю, вы разговаривали с ним, - сказал Такуминоками. - Как мне помнится, я нанес ему два удара. Насколько тяжелы его раны?»

Мы с Гондзаэмоном ответили в один голос: «Да, вы дважды ранили его. Раны неглубокие, но он - старый человек. Более того, затронуто опасное место, так что они могут оказаться смертельными. Он попытается выкарабкаться, но удары оказались столь сильными, а ранения - болезненными, что мы не уверены, что ему удастся это сделать».

При наших словах Такуминоками широко улыбнулся и чуть не проронил слезу. Затем он обратился к Укёнодаю: «Ведите меня, господин». Он произнес это самым обычным голосом.

Мы подошли к месту для сэппуку, и каждый занял свое место. Сев, Такуминоками сказал: «У меня есть небольшая просьба. Должно быть, мой меч у вас. Я хотел бы попросить кайсяку воспользоваться им и потом взять меч себе в качестве подарка».

Губернатор, услышав его просьбу, обернулся к нам: «Что вы думаете об этом?»

«Мы сделаем так, как нас просят», - ответил я.

Мы сразу же приказали принести длинный меч Такуминоками. Потом Такуминоками попросил тушь, камень и бумагу. Пока ходили за мечом, он взял кусочек туши, медленно потер его о камень и написал кистью:
«Ветер завлекает в объятья цветущие вишни.
А я - как мне быть с тем, что осталось от весны.»

Такуминоками ждал, пока мы передавали меч его кайсяку Исода . Тем временем Мидзуно Мокудзаэмон взял прощальное стихотворение из рук Такуминоками и отнес его Укёнодаю. Пока последний совершал церемонию приема стихотворения, кайсяку Исода вышел и доложил, что, согласно древнему обычаю, он выполнил свой долг и присутствовал при последних мгновениях жизни Такуминоками.

Было решено, что Укёнодаю передаст тело и выполнит все прочие формальности, и мы покинули его дом.

Окадо Дэнпатиро


Последствия для некоторых участников.

Опасения Окадо Дэнпатиро оправдались: члены семьи Асано, общий объем годового дохода которой составлял 370000 коку, выразили возмущение действиями властей в отношении Такуминоками. Согласно официальным сведениям, губернатор Симофуса и генерал-инспектор Седа Ясу-тоси был понижен в должности в восьмом месяце того же года. (Дэнпатиро сообщает, что это произошло уже через пять дней после происшествия.)

На следующий год понижен в должности был и сам Дэнпатиро, хотя причины этого не ясны. Сам он полагал, что это случилось не только вследствие его слишком настойчивых протестов, но и потому, что, когда были понижены в должности Седа и некоторые другие, он открыто интересовался, почему же точно так же не поступили и с ним. Говорят, это вызвало недовольство вышестоящих.

Кадзикава Ёсобз (1647-1723), схвативший и державший Такуминоками после того, как тот попытался убить Кодзукэносукэ, заслужил похвалу от властей. Его содержание увеличили на 500 коку. Но общественное мнение было настроено против него за то, что он помешал Такуминоками осуществить задуманное. [5].



Примечания.

[1] Янагисава Ёсиясу (1658-1714) был возведен сегуном Цунаёси в ранг дай' мё из низов, а вскоре назначен ротю. Ёсиясу пользовался покровительство*1 сегуна и потому фактически был выше придворных одного с ним ранга.

[2] Некоторые историки полагают, что решение приговорить Асано к смерти было принято лично сегуном Цунаёси.

[3] Имя Асано Наганори в юности.

[4] Катаока Гэнгоэмон Такафуса (1666-1702). Перед тем как отправиться к Укёнодаю, он написал свою петицию о происшедшем и направил ее в Ако. После смерти Асано он напишет еще одну петицию.

[5] Быть может, поэтому Ёсобэ выдвинул свою собственную версию происшедшего в «Кадзикава-си хикки» («Записи господина Кадзикава»).


Наверх | На главную

Хостинг от uCoz